Точка невозврата  - Юлия Рябинина

Один раз только пришлось выбиться из графика, съездить подписать документы на развод. Лика была в тот день «неотразима». Темно-синее платье-футляр, неброский макияж и почему-то ярко-красные губы. И те же неизменные длинные красные ногти. Высокий каблук и платиновые волосы, длинными локонами рассыпанные по плечам, но для меня она осталась той же Ликой, что была месяц назад. Я вскользь глянул на нее. Обсудили лишь тот момент, по каким дням я смогу навещать детей, и я без раздумий поставил подпись на бланке.

– Я так и знала, – прошептала она и тоже поставила свою подпись.

– Не понял? – опешил я.

– Мог бы хоть попытаться сохранить семью.

Я уставился на нее, не понимая, что она имеет в виду.

– Что смотришь, как баран на новые ворота? Цветы трудно было купить? – она развернулась и пошла к выходу, а мне ничего не оставалось, как пойти за ней.

– Ты думаешь, если ты позвонил мне три… – он замолчала, – нет, четыре раза, то я должна кинуться обратно туда, где мне совсем не рады?

Я стоял и тупо хлопал глазами, понимая, что она сейчас права, и что я действительно мог проявить инициативу, но видимо, я уже и не хотел, чтобы она возвращалась, потому что…

– Вот теперь я понимаю, что на самом деле ты не хотел, чтобы я возвращалась, – она будто прочитала мои мысли и зло скривила губы. – А мать пыталась убедить меня в другом.

– Ты хорошо выглядишь, – решил я сделать комплемент бывшей жене.

– Пошел ты, Троицкий, нахер, и больше мне не звони. И хочу, чтобы ты знал, – Лика перевела дыхание, – если бы ты сегодня принес цветы и попросил прощения… Ну… может, еще золотой браслет с брюликом… Но теперь это не важно, понял? Я бы тебя простила, а так… – она осмотрела всего меня, – а так – нет. Поэтому теперь я свободная женщина. Чао.

Послала мне воздушный поцелуй и, развернувшись, направилась к двухдверному поршу такого же ядовито-красного цвета, как и ее ногти.

«Тварь».

Я со злостью черканул носком туфли об асфальт.

«Сука».

Меня захлестнула ярость. Неужели так трудно было поднять трубку? Я сверлил ненавидящим взглядом ее спину. А Лика шла, покачивая бедрами, и даже ни разу не споткнулась. Пусть это и было сейчас малодушно с моей стороны, но я хотел всей душой, чтобы у нее сломалась эта гребаная шпилька, и она трахнулась об этот гребаный асфальт башкой и впала в кому. Злорадство разъедало душу, стоило представить это. До последнего стоял и смотрел ей вслед, до того момента, как она села в порш и, помахав мне оттуда рукой, укатила со стоянки.

«Тварь».

Я сплюнул вслед удаляющейся машине.

Настойчивый звонок телефона разбудил меня среди ночи. Твою мать, почему именно сегодня? Я, как назло, именно сегодня проторчал на работе допоздна и только – взглянул на часы, три ноль-ноль – час назад лег спать. Глаза не хотели открываться. Телефон замолчал, и я, с облегчением вздохнув, перевернулся на другой бок. Но повторный звонок не позволил провалиться в сон, взорвав тишину громким рингтоном. Бля. Нащупал телефон, смотрю на экран. Лика. Внутри почему-то все замерло в ожидании. Нажимаю «принять вызов».

– Антон, Антон, – всхлипы в трубке, и сердце пропустило удар. – Мальчики, они… – новый всхлип, – они…

– Лика, что случилось? – надрывным голосом проговорил я.

– Я не знаю, Антон, им вдруг стало плохо… начали задыхаться, и мы сразу в больницу-у-у-у… – с разрывами в словах кое-как выговорила бывшая.

– В какой ты больнице? – я уже стоял в дверях и натягивал кроссовки. Сердце в груди отбивало чечетку, а горло перехватывал ледяной страх.

– В центральной. Пока в приемной, – просипела она севшим голосом.

– Я скоро буду, – коротко ответил я и отключился.

Когда выехал, облегченный выдох вырвался из груди – дороги почти пустые, доеду быстро. Нажал на газ.

– Лика! – я окликнул бывшую.

Она стояла, привалившись плечом к крашеной стене. Рядом в креслах сидели Петрович и Инесса Павловна. На мой голос обернулись все, но то, что я прочел в их глазах, мне совсем не понравилось. Страх и неизвестность – вот, что сейчас просачивалось в мое сердце.

Лика сделала шаг на встречу.

– Антон, – она схватила меня за локоть, – врач спрашивал, были ли какие-нибудь наследственные заболевания по линиям обоих родителей, – ее пытливый взгляд пытался найти на моем лице ответ.

– Ты о чем? – не понял я.

– Лика, – Инесса Павловна вмешалась в наш разговор, подошла к нам, – иди, посиди и успокойся.

Лика глянула на меня, но, не увидев моих глазах, видимо, поддержки, села рядом с Петровичем.

– Доктор интересовался наследственными заболеваниями. В твоей семье были какие-нибудь заболевания? Наследственные, – проговорила она с паузой. Видимо, чтобы до меня дошло.

И до меня дошло, но сказать толком я ничего не мог, потому что не знал, или не помнил. Как объяснить то, что смерть родителей провела толстую черту в моей жизни, разделив ее на до и после трагедии? И то, что было до, в буквальном смысле стерлось из моей памяти напрочь, оставив лишь образы в сердце.

– Я не знаю даже, – проговорил я.

Женщина глубоко вздохнула и вернулась к семье, а я так и остался стоять посреди больничного коридора. Чужой. Я понял, что всегда был чужаком в этой семье.

– Тогда будем ждать диагноза, – вздохнул Петрович, даже не взглянув в мою сторону.

Ну, что же, так, значит так. Я прошел к стоящему в противоположной от меня стороне кофейному аппарату и, закинув мелочь, нажал на «Латте».

– Мамочка, – обратился к Лике пожилой худощавый мужчина, – в который раз вам повторить, что с детьми нужно остаться в больнице? Мы вас госпитализируем.

– Мам? – Лика повернулась к Инессе Павловне. – Мам, ну я не хочу в больницу ложиться.

В глазах женщины мелькнула ледяная сталь.

– Извините, – обратилась она к доктору и, взяв дочь за локоть, оттащила ее в сторону. – Слушай меня внимательно, Анжелика, – зашипела она Лике на ухо, глянув при этом в мою сторону.

Я отвернулся и сделал вид, будто мне совсем не интересно, о чем они разговаривают, обратил свой взгляд на доктора.

– Ты нас не позорь, – продолжила она укоризненно, – это твои дети, и ты с ними ляжешь в больницу на столько, на сколько потребуется. И не смей так вести тебя. Ты же мать.

Я про себя хмыкнул. Видимо и дома она дает жару.

– Доктор, а что случилось? – я сделал шаг в сторону мужчины.

Он оторвал взгляд от бумаг, которые теребил в крючковатых пальцах.

– А вы, собственно, кто? – посмотрел он на меня поверх опущенных на нос очков.